Факел [СИ] - Александр Поляков

Симонова покраснела.

– Глупости от тебя выслушивать, я не намерена! Зачем нам идти в сквер… можешь объяснить?

– Достопримечательность… в самом центре… очень интересно… там большой памятник – из камня высовывается рука с факелом и панно на стене… – ответил Александр. – Поднимите руки те, кто там ни разу в своей жизни не был.

Робко поднялась одна рука и поспешно опустилась.

– Вижу – большинство! – объявил Морозов.

Наконец от шока оправился Смирнов и подал голос:

– Слушай, Морозов, ты чего тут командуешь? В нашей компании не был… в походы, встречи, не ходил, а теперь голос подаешь?

– А потому что на сегодняшний день власть твоя, Паша, кончилась! – объявил Александр. – Побыл в лидерах и хватит, я тебя от лидерства отстраняю!

Лопатин захохотал.

– Но-но! – сказал Смирнов. – Моего слова ты еще не слышал!

– Тебе что – в ухо дать? – весело спросил Морозов.

– Да ты что… совсем уже… взбесился, что ли?…

– Тебе сказано – в последний день ребята будут слушаться меня! – повысил голос Александр.

Ребята зашумели.

– Тихо! – крикнул он. – Власть переменилась мирным путем! Небольшое дополнение: самые несознательные, абсолютно не знающие о революционной борьбе в Сибири в сквер Героев могут не ходить, а прямиком топать в дом Науки… Я – чту память наших предков!

– А как же с памятником?

– Все просто – возлагаем цветы, трогаем пуговицу и двигаемся к набережной.

– Ты хотел сказать – затвор винтовки трогаем?

– Уже отменяется, – ответил Морозов. – Волшебная сила переместилась на пуговицу. Высоко она… нужно дотянуться… приносит успех в делах, радость в жизни, много детей в семье и отличную работу… во Франции… или Канаде.

– Врешь ты все, Морозов! Вот не знала, что ты такой врун! – Алла рассердилась не на шутку. – Ведь придумал же все, так?

– Кто со мной в сквер? – спросил Александр, не обращая на нее внимания.

Все молчали.

– Тогда, айда фонтан смотреть!

Ребята оглядывались на Смирнова.

– О чем задумался, помощник командира? – насмешливо поинтересовался Морозов.- Плавки забыл?

Смирнов покрутил рукой около головы и зашагал прочь… остальные пошли следом. Они то и дело оглядывались на Морозова, и у всех на устах был один вопрос "Что бы это значило?"

– То и значило, – ответил Морозов вслух, – что настоящий лидер оставался в тени, а Смирнов лез вперед… не почувствовали вы настоящего… пришлось объявиться… в доме Науки и Техники бывали?

– Конечно! – сказало несколько голосов. – Нашел чем хвастать!

– А то, что проект этот объединенный дом плюс театр был разработан в начале двадцатого века, кто-нибудь из вас знает?

Ребята молчали.

– Должно быть всестороннее развитие, это я вам как сын Учителя говорю.

Разговаривая, они подошли к фонтану.

– Вот на этой скамейке через двадцать минут, чтобы все были, – небрежно сказал Морозов.

– Да, Александр, – проговорила Симонова, оглядывая его с ног до головы, – по-другому ты заговорил, и я на тебя смотрю по-новому…

– Хочешь сказать, что влюбилась бы в меня гораздо раньше? – Морозов захохотал.

– Вот еще! – она поджала губы. – Ты мне не нравишься, пойдемте, девочки!

– Идите, обсудите поведение Морозова.

Он вытер сиденье ладонью и только после этого сел, поддернув штанины.

– Что это ты развоевался… в последний день, – спросил Смирнов. – Где ты раньше-то был, с приказаниями своими… за спины прятался?

Морозов махнул рукой.

Зеленоватая гладь фонтана вдруг вздыбилась… водяную гору, как скульптуру, за минуту умяли силовые поля и над водой, задрав голову на тонкой шее, вознесся жираф.

– Водяная скульптура – это класс! – воскликнул Смирнов.

Жираф качнул головой, проливая струйки, и зашагал, не отрывая ног от воды. Целая толпа мальчишек в плавках и трусах, двинулась рядом, крича и хохоча. Один их них, размахнувшись, кинул мячик. Тот, ударившись в бок фигуры, отлетел далеко в сторону. Вытянув руки, ребята шли по самому краю, и жираф двигался по неведомой тропе и как только одна рука задела бок, он взорвался! Водяной вал смел всю толпу на газон. Визг, хохот, крики, кашель…

– Пашка, хочешь на газоне поваляться? – спросил Морозов. – Будешь чистым!

Смирнов покраснел и показал Александру кулак.

Через пятнадцать минут все были в сборе.

– В мое отсутствие Пашка будет за старшего! – объявил Морозов. – Ведите себя прилично!

Чувствуя на себе взгляды ребят, он обогнул фонтан и скрылся в подземном переходе.

В ограде сквера Героев он срезал с клумбы, предназначенной для срезания цветов большой букет красных гвоздик и, переходя от одной могилы к другой, разложил по два цветка, а перед братской могилой – оставшиеся… отсюда хорошо было видно панно, на котором скульптор вырезал в камне революционные события в Сибири. Странно, но среди фигур, он почему-то различал и деда, и отца, и себя рвущихся вперед с винтовками с примкнутыми штыками.

Склонив голову в скорбном молчании, он постоял перед могилой с факелом и пошел к выходу.

Солнце освещало фигуры вооруженных крестьян, солдат, рабочих и матросов.

Купол театра отливал серебром, и все сооружение было похоже на неведомого зверя, припавшего к земле. Колонны были похожи на редкие зубы, между которыми протекали ручейки людей.

По аллеям парка прогуливались молодые люди, женщины с маленькими детьми сидели на газонах, собравшись в кружок – читали стихи и пели под гитару, молодые художники оттачивали свое мастерство.

Александр присел на скамейку – идти внутрь не хотелось. Собравшиеся у входа, поглядывали на большой циферблат, по которому медленно ползли стрелки… еще несколько минут и любители науки и техники будут вынуждены уступить место театралам.

Ребята вышли вместе со всеми.

– Чего не пошел-то? – спросил Смирнов. – Нас подбил слоняться по полупустым залам, а сам здесь – свежим воздухом наслаждаешься?

– Сочиняю приветственную речь – должен же кто-то, кто знает вас с первого класса, вспомнить вехи большого пути… каждому показать его тропинку и мысленно подтолкнуть!

Ребята засмеялись

– Всем показать их дороги? – спросил Пашка. – Ну, ты заврался, Морозов!

– Тяжелая работа – вылепить из ленивого Смирнова подобие крупного ученого… боюсь, дотронется до тебя какой-нибудь настоящий академик, ты и лопнешь, как тот жираф!

Все так и покатились со смеху.

Смирнов стоял бледный, растерянный, сжимающий кулаки.

Стрелки часов пришли в нужное положение, и раздался первый колокольный "бом!". Люди устремились внутрь, и только Выпускники вопросительно глядели на Морозова.

– Идите, – он махнул рукой, – я догоню.

Смирнов рухнул рядом.

– Мог ведь промолчать, Сашка, – простонал он. – Зачем при всех-то?…

Александр пожал плечами и сказал:

– Что раскис, герой? Будешь защищать свои проекты, получишь от оппонентов по-настоящему!

Пашка недобро посмотрел.

– Нарвешься ты еще, Морозов на того, кто тебя вывернет наизнанку – при всех… вспомнишь тогда меня…

– Если впереди, как щит, работа важная будет, отлично сделанная – отобьюсь!

Пашка сник.

Прибежал Лопатин и закричал:

– Скоро спектакль начнется, нас уже с мест гонят!

– Зови всех сюда!

Выпускники вышли из театра недовольные, злые.

– Морозов, что за шутки? Обещал речь со сцены сказать, вот и давай!

– Забыл я, что спектакли-то на большой сцене… надо было на малой – на набережной скажу, пошли к памятнику.

– Я сам залезу, – сказал Морозов, – покажу какая пуговица, чтобы знали потом…

Он быстро забрался по винтовке матроса, ухватился за его руку, подтянулся и провел ладонью по пуговице солдата в шинели нараспашку и так же ловко слез…

– Подходите, ребята за счастьем! – заявил он. – Кому куда – во Францию или в Канаду?

Мальчишки захохотали.

Все трогали ладонь Морозова, а Лопатин даже крепко пожал руку.

Симонова приблизилась, ожидая подвоха, коснулась пальцем ладони, собираясь отдернуть руку, но Морозов оказался проворнее и накрыл ее другой ладонью.

– Ты так ничего не добьешься! – она вырвала руку и покраснела. – Ты мне не нужен!

Парни смотрели на нее сочувственно, девицы – насмешливо.

– Вот и первая любовь! – засмеялся Лопатин. – Быстро ты, Морозов!…

– Если вы сейчас же не прекратите, я уйду совсем! – заявила Симонова с пылающим лицом. – Вы слышите?

Расхохотались все – так это выглядело наивно, по-детски… Алла поняла и тоже улыбнулась.

Срезали и поставили в вазы три больших букета цветов, постояли и двинулись к набережной. Шли двумя шеренгами, взявшись под руки, Морозов подшучивал над Симоновой, шедшей впереди. На перекрестке ребята перебежали в аллею, и пошли по ней…

На большой площадке перед лестницей, спускающейся к воде, Морозов обратился к Симоновой:

– Алла! Я был к тебе несправедлив, подшучивал, дразнил – прошу прощения! – он опустился на колено и склонил голову.